— И зачем ты пошла с ним в эту беседку?! — вырвалось у Стефана невольно. — Я предупреждал, что у меня плохое предчувствие.
— Мне нужно было поговорить, — тяжело вздохнула я.
— Хорошо поговорила? — поднял он на меня смеющиеся глаза.
Я смотрела на юношу и губы сами расплывались в улыбке. В конце концов мы начали хохотать, как два сумасшедших, приговаривая: «Поговорили…». Мы смеялись, пока слезы не выступили у меня на глазах, пока я не начала захлебываться рыданиями. Стефан пересел ко мне на сиденье и обнял за плечи.
— Я понимаю… Я все понимаю, Софи, — произнес он, — ты до сих пор любишь его.
— Нет, — всхлипывала я, — нет, не люблю.
— Любишь.
— Нет, Стефан, — прошептала я и добавила хрипло: — Ты бы только видел, каким он был двенадцать лет назад! Добрый, нежный, искренний… Он был прекрасным принцем. Моим героем, рыцарем в сверкающих доспехах. Если я еще люблю его, то только этот прошлый образ. Но не то чудовище, в которое он превратился сейчас.
Стефан вздохнул и крепче прижал меня к груди, успокаивающе поглаживая ладонью по спине. Я думала, что за десять лет мое сердце покрылось броней? Я думала, что никто не сможет сделать мне больно? Я думала, что я сильная? Чепуха! Нисколечко я не сильная. Я приехала домой, заперлась в спальне и выла всю ночь, как раненый зверь. То ли о своей потерянной любви… То ли от разочарования в ее объекте.
Как я ни выспрашивала у Стефана, он так и не открыл мне дату, на которую была назначена дуэль. Каждый день я заезжала в особняк на Флит-стрит, каждый день пыталась вывести Стефана на чистую воду — он упрямо молчал. Даже Джордж не смог разговорить своего друга (я, перепуганная до смерти, рассказала обо всем мистеру Керолу). Я чувствовала, как меня скручивает страх неизвестности, как охватывает бессилие из-за невозможности что-то сделать. Оставался один выход — идти на поклон к Роберту. Тем более что мы так и не поговорили…
Собрав по крупицам смелость, остатки гордости и самоуважения, я поехала на Олбани-стрит. Карету оставила за квартал от дома, оставшуюся часть дороги прошла пешком. Дверь открыл сам Роберт. Я стояла на пороге в обманчиво простом черном пальто и элегантной шляпке и с отсутствующим выражением на лице.
— Доброе утро, — поздоровалась, подражая холоду осеннего дня.
— Герцогиня, — коротко поклонился Роберт, словно ничуть не удивившись моему приходу. — Извини, я не держу лишних слуг, швейцара у меня нет.
И он отступил вглубь прихожей, давая мне дорогу.
Я слегка пожала плечами и принялась расстегивать пуговки пальто.
— Если поможешь снять пальто, то скажу, что он тебе и не нужен.
— С удовольствием помогу, — учтиво произнес мужчина, взял у меня верхнюю одежду и показал, как пройти в гостиную.
Медленно прошлась по комнате, с любопытством оглядываясь. Ни элегантности, ни изящества в интерьере не увидела, да я и не ожидала ничего особенного от внезапно разбогатевшего сына священника. Вычурный тяжеловесный комод с позолоченными ручками в стиле ампир соседствовал с миниатюрным французским буфетом из ореха. Английские чиппендейловские стулья с резными спинками немного сглаживали впечатление, но недостаточно, особенно на фоне пурпурных обоев. Из гостиной был виден холл, из которого на второй этаж вела кованая металлическая лестница, изогнутая как змея. И такая же привлекательная на вид. Словно почувствовав мою ироничную реакцию, Роберт сложил на груди руки и грубовато поинтересовался:
— Чем обязан твоему визиту?
Я перевела взгляд на хозяина дома и холодно произнесла:
— Чего ты добиваешься, Роберт?
Мужчина внимательно рассматривал меня с высоты своего роста, словно раздумывая, что ответить.
— Неужели это не очевидно? — усмехнулся он.
— Мне — нет! — отрезала. — Я не собираюсь играть с тобой в словесные игры. Нет ни времени, ни желания.
— Ты превратилась в решительную женщину, — заметил Роберт, — непреклонную и бесстрашную.
Я приподняла брови. Мужчина помолчал и добавил:
— Совсем не похожа на скромную доверчивую девочку, какой была двенадцать лет назад.
— Наверное, повзрослела, — хмыкнула я и заявила: — Ты тоже чуточку изменился.
Плохо я начала разговор. Если собираюсь просить Роберта об услуге, нужно быть более мягкой и приветливой.
— Угостишь чаем? — улыбнулась, изящно присаживаясь на кушетку.
— Кухарка приходит к обеду, завтрак я готовлю себе сам. Подождешь?
Я кивнула. Возможно, если у меня будет время, я смогу усмирить свое колотящееся сердце и лучше подготовиться к разговору? Забыть о нанесенном оскорблении? Стать милой и уступчивой?
Через десять минут Роберт принес в гостиную поднос с чайником, двумя чашками и вазочку с печеньем. Некоторое время в комнате стояла тишина. Я пила чай и украдкой разглядывала мужчину. Усталый, немного помятый вид. Под глазами залегли голубоватые тени. Беспощадный утренний свет, льющийся из широкого окна напротив, подчеркивал множественные мелкие шрамы и морщины на лице. Хмурое некрасивое лицо… Почему же вчера вечером я так легко уступила его домогательствам? Не устояла перед обаянием? Перед напором страсти? Или это было просто погружение в прошлое? Попытка вспомнить забытые чувства? Сейчас мужчина ничем не напоминал мне того Роберта. Напротив сидел немолодой серьезный незнакомец.
— Роберт, — начала я, отставив полупустую чашку, — ты так и не дал мне возможности объясниться. Хотя это уже и ни к чему. Ты не хочешь ничего знать и стремишься к своей, известной только тебе, цели. Я не буду долго говорить: ты уже составил обо мне свое мнение, и не мне тебя разубеждать.