Долгий путь от любви до любви - Страница 54

Чтобы отвлечься, я стала перебирать платья в гардеробной, выбирая скромные, элегантные наряды пастельных тонов. Впереди холодная зима. Да, это пальто на меху подойдет. И эта накидка из горностая. И песцовая муфта. Нет, много. Значит, только пальто.

Через час в комнату опять постучала Мэри.

— Миледи, мистер Вайтер нервничает. Просил передать, что если вы не спуститесь, он сам поднимется наверх и пойдет искать вас по всем комнатам.

— Я хочу видеть Максимилиана, позови мне его, — резко бросила ей.

А сама вышла за дверь и пошла по коридору, ведущему на балкон, опоясывающий гостиную. Остановилась у лестницы, ожидая дворецкого. Внушительная фигура Максимилиана показалась сбоку.

— Макс, — холодно произнесла я, — возьмите Питера из кухни и конюха… Как там его?

— Фергюсон, мидели.

— Да, его. Он такой здоровый, словно медведь. И вышвырните втроем мистера Вайтера из гостиной. А еще предупредите, что я больше никогда в своей жизни не хочу его видеть.

Дворецкий важно кивнул.

— Обязательно передам, миледи.

Я плотнее запахнула шаль и потопала назад, в свои комнаты. «Прощайте, мистер Роб Вайтер. Прощай, Роберт Уайт. Прощай во второй раз, моя любовь».

* * *

Через два дня мы с Мэри садились на поезд, идущий в Саутгемптон. Прощание с Лилией и Стефаном закончилось безудержными рыданиями втроем, поэтому сейчас у меня дико болела голова и заложило нос. Я куталась в меховой воротник пальто, краем глаза следя за нашими многочисленными чемоданами. Драгоценности я спрятала на поясе платья, но одежды оказалось так много, что пришлось дополнительно вызывать вокзального грузчика — Фергюсон не справлялся.

Утром, выходя из герцогского особняка, который был мне домом почти двенадцать лет, я обернулась к Максимилиану.

— Если мистер Вайтер опять заявится, передайте ему эту записку, — я вложила в ладонь дворецкого запечатанный конверт, — и… прощайте, Макс. Мне будет не хватать вас.

— Мне тоже, миледи, — дрогнувшим голосом произнес дворецкий, и добавил взволнованно: — Если вдруг… Если вы там хорошо устроитесь и вам нужен будет преданный слуга, знайте — я с удовольствием стану на вас работать. Даже за меньшее вознаграждение.

Слезы опять выступили у меня на глазах. Неужели за последние дни я не выплакала их все?

— Я запомню, Макс.

Я ехала в отдельном купе (пока еще могла себе это позволить) и смотрела на проплывающие мимо дома, поля, деревни. Написанное в последний момент утром коротенькое письмо навечно отпечаталось в памяти.

«Ты победил, Роберт. Я поздравляю тебя. Ты добился всего, чего хотел. Ты вхож в высший свет, ты богат, знаменит, популярен. Ты женишься на прекрасной невинной девушке. И самое главное — ты отомстил мне. Тем не менее я искренне желаю тебе счастья. Жаль, не смогу присутствовать на свадьбе, я уезжаю. Но я действительно рада за тебя. Живи с миром и прощай. Софи».

Часть четвертая. Любовь

Плаванье почти не запомнилось. Я боялась, что буду страдать и плакать о Роберте, но нет — душевную боль волшебным образом заменила морская болезнь. Меня выворачивало наизнанку каждый день, и за неделю путешествия я ни разу не вспомнила ни о Роберте, ни о своем разбитом сердце. Болезнь — прекрасное лекарство. Я даже улыбнулась своим мрачным мыслям. Двенадцать лет назад болезнь спасла меня от душевной боли, спасала и сейчас.

Что бы я делала без Мэри! Пока я лежала в каюте и медленно умирала, она перезнакомилась со всеми слугами на пароходе. Узнала, где и как в Нью-Йорке можно снять недорого жилье. Где лучше покупать продукты, какие магазины стоит посещать, какие нет. Я еще в поезде отдала ей свои немногочисленные фунты, назначив нашим банкиром и управляющим. Еще и посмеялись вместе. А теперь, благодаря ей, мы живем в двух прелестных комнатах на Аллен-стрит, снятых совсем недорого.

Первое время я просто гуляла по Манхэттену, наслаждалась кипучей энергией большого индустриального города, удивлялась многочисленным автомобилям, огромным рекламным щитам, иллюминации. Покупала газеты, с удовольствием читала, узнавала новое. Пыталась яркими картинками заретушировать душевную тоску и одиночество.

— Вы не можете пойти в гувернантки, миледи, — нахмурилась Мэри. Я нашла объявление в газете: «Двум девочкам четырнадцати и двенадцати лет требуется гувернантка со знаниями музыки, французского языка, пения и танцев…» и, обрадовавшись, дала ей почитать.

— Почему? По-моему нормальная работа, — фыркнула я, — я хорошо знаю языки и умею играть на фортепиано. Чем я могу еще заниматься?

— Я пойду работать, — заявила Мэри категорично. — Я уже присмотрела швейную мастерскую в переулке за булочной, они ищут портниху. Вам, ваша светлость, работать ни к чему.

— Остановись! — топнула я рассерженно. — Во-первых, называй меня не миледи, а Софи, или, если тебе так хочется, мисс Нордвик. Во-вторых, это я тебя выдернула из привычной жизни, любимой Англии, знакомого окружения, поэтому и должна нас обеспечивать. В-третьих, — я вздохнула и взяла ее руку, — Мэри, ты же догадываешься, почему я уехала?

Дождавшись неуверенного кивка, продолжила:

— Так вот. Я очень хочу работать. Я хочу стать самостоятельной, хотя бы частично. Как получится. Давай договоримся. Я пойду в эту семью… как их там… Вестонов. Если получится, устроюсь. А ты будешь жить здесь и, если хочешь, работать швеей. Что скажешь?

Мэри нехотя кивнула головой — хорошо.

* * *

Рекомендации я себе написала сама. У меня еще оставался перстень-печать с герцогским гербом, и я не постеснялась им воспользоваться. По бумагам, я целых шесть лет учила племянников герцогини Мелвилль, а сейчас они повзрослели (думаю, никто не узнает, что моим племянниками три и полгода соответственно) и мои услуги стали не нужны.