— Ни капли, — улыбнулся Роберт. — Вы самая красивая девушка на свете, мисс София. И если теория мистера Дарвина верна, то ваша предшественница была принцессой среди обезьянок.
Я не могла дальше дуться и прыснула в кулачок.
— Вы льстец, мистер Уайт! — и смущенно опустила голову.
— Нисколечко, — ответил Роберт хрипловатым голосом. Я подняла глаза и встретилась с его пристальным взглядом, — я всегда говорю только правду.
Он показывал мне известняк и перламутровые раковины, панцири моллюсков, выброшенные на берег, частицы слюды и кварца. В руках Роберта каждая раковина, каждый камешек превращались в удивительную находку. Он увлеченно рассказывал о том, как веками ветер, дождь, солнце разрушали горы, осыпали скалы, дробили камни, превращая их в миллиарды песчинок, делая из них песок, на котором мы сидим. Это было очень интересно и познавательно, но больше всего мне нравились его рассказы о звездах и созвездиях. Я все-таки нашла Большой Квадрат Пегаса и рассмотрела туманность Андромеды.
— Когда-нибудь наши потомки обязательно полетят к звездам, — взволнованно говорил он, сидя на пляже, подняв голову к небу и опираясь руками за спиной. — Вы читали Жюля Верна? «С Земли на Луну», например?
— Нет, к сожалению, — ответила я, исподтишка рассматривая рельеф напрягшихся на руках мышц, четко проступающих через тонкое полотно его рубашки. Закатанные до локтей рукава открывали крупные сильные руки человека, привыкшего к физическому труду.
— Почитайте обязательно, — страстно продолжал Роберт, — очень интересно!
— Боюсь, что путешествия на Луну вряд ли меня заинтересуют, — рассмеялась я, — вот если бы он писал о том, как удачно выйти замуж или руководство по привлечению завидных женихов…
— Думаю, баронесса, у вас не будет сложностей с реализацией этой задачи, — сухо произнес Роберт, глядя в сторону. Впервые на моей памяти за две недели почти ежевечерних встреч он вспомнил о моем титуле. После того раза, когда он говорил о наследницах и о нашем пансионате, мы больше ни разу не заговаривали о социальном неравенстве.
— А давайте я нарисую ваш портрет? — мне хотелось сделать ему что-то приятное.
— Это, пожалуй, единственное, что у меня получается лучше, чем у вас, — рисовать, — лукаво добавила я.
Роберт мгновенно оттаял.
— Мисс София, вы даже не представляете, сколько у вас удивительных талантов, гораздо более выдающихся, чем у меня.
Ну вот, опять он смущает меня комплиментами. И я не могу оторвать глаз от его лица, от улыбки, от смеющихся прищуренных глаз…
Взяв альбом, широкими штрихами стала наносить контур головы. Роберт немного смущенно приподнял брови и спросил:
— Мне нужно как-то позировать? — я мотнула отрицательно головой. — Признаюсь честно, меня впервые рисуют.
— Не отвлекайтесь, — улыбнулась я, — продолжайте занимать меня беседой, у меня прекрасно получается и рисовать, и слушать вас…
Роберт рассмеялся, откидываясь назад и вновь опираясь на руки. Я невольно залюбовалась четким профилем, рельефными мышцами на плечах и груди.
— Хорошо, тогда слушайте рассказ о моем первом провале. В шесть лет я решил сделать себе телескоп, — таинственным голосом начал он. — Украл у отца очки, дело стало за трубой…
Роберт рассказывал, а я беззастенчиво любовалась им. Следила за выразительными красивыми губами, наблюдала, как двигается кадык на горле, как неосознанно, привычным движением мужчина стряхивает песок с ладоней или убирает челку со лба, а моя рука, словно живя своей собственной жизнью, порхала над бумагой, перенося на белый лист толику его обаяния и привлекательности.
— А моя жизнь скучна, — через некоторое время улыбнулась, откладывая альбом. Стемнело, и я почти не видела, что рисую. — Я самая обычная девушка. Совершенно неинтересная. Школа, манеры, осанка, этикет…
Мне хотелось тоже что-то рассказать о себе, но ничего не приходило на ум. У Роберта жизнь была более насыщенной и разнообразной. Что я могла поведать? Как сплетничаем с подружками о шляпках? Или о представлении ко двору в следующем году?
— Не может такого быть! Я уверен, у вас очень интересная жизнь, и вам есть что рассказать, — убежденно заявил Роберт. Он аккуратно взял мою ладонь и начал легонько поглаживать тоненькие пальчики. — И я бы ни за что не назвал вас неинтересной. Ваша красота, как солнечный луч, освещает тьму. Вы сияете ярче звезд на небе. Вы умеете слушать и сопереживать. Вы искренни, открыты и необыкновенно очаровательны…
Я вспыхнула от восторга. Так естественно и безыскусно это прозвучало. Ни капли лести или лицемерия. Словно он и вправду так думает (сама-то я считала себя неинтересной и скучной особой). Я смотрела в его глаза и видела отсвет отражающихся в них звезд, сияющих над нашими головами. Роберт, словно зачарованный, медленно наклонился ко мне. Меня окутало теплом и странным волнующим запахом его горячей кожи. Сердце застучало быстро-быстро, в горле пересохло… И тут я, словно очнувшись ото сна, резко отпрянула.
— Я вспомнила! — воскликнула дрожащим голосом. — Однажды, когда мне было то ли четыре, то ли пять лет, я чуть не утонула в ванной.
— Да? — прохрипел Роберт, опустив голову. Казалось, он забыл, как разговаривать, и с трудом справлялся с собственным голосом. Молодой человек тяжело вздохнул и поменял позу, немного отодвинувшись.
— Признайтесь, мисс, — в конце концов, произнес он, — вы хотели стать рыбкой?
— Да, — рассмеялась я, — наверное. Меня тогда купала няня, и я решила показать ей, как долго могу задерживать дыхание под водой. Правда, я почему-то решила это продемонстрировать, когда она ушла за полотенцами. Я зажала нос пальцами и опустилась на дно ванны. Но, поскользнувшись, съехала и разжала руки. Потом не помню, наверное, в панике, вдохнула воздух, то есть воду внутрь, — я тараторила без умолку, жутко волнуясь от его серьезного вида, от напряженного тяжелого взгляда. — Пришла в себя уже в кровати, возле меня хлопотали доктор, мама, перепуганная няня и горничная. Внутри плескалась мыльная вода, было противно и стыдно, особенно после того, как няню уволили…