Чувство вины — тягостное бремя. Я потеряла покой после того, как узнала о смерти Роберта. Выйдя замуж за герцога, оставив в прошлом свою девичью любовь, я честно старалась забыть его. И мне это почти удалось. Пусть где-то далеко, пусть не со мной, но в моих мыслях он был жив и здоров. А теперь… Чувство вины, раскаяние, угрызения совести переплавились в страстное желание сделать что-то в память о нем. Искупить, покаяться, очистить душу. И пусть моя вина была лишь косвенной, но, не влюбись Роберт в меня, — он был бы жив.
Питер нахмурил брови, размышляя.
— Леди Мелвилль, — начал он медленно, — городские власти сейчас в Сильвертауне строят больницу для бедных. Но муниципальных денег не хватает, сейчас война… Вы понимаете?
— Понимаю, — склонила я голову.
— Так вот, — продолжил мужчина, — власти ищут спонсоров, но мало кто соглашается. Вы могли бы помочь.
— На какой стадии строительство? — перешла я на официальный тон.
— Скажу честно, на начальной, — хмыкнул Питер, — заложен только фундамент. Несколько богатых промышленников, имеющих заводы в Ист-Энде, вложили деньги, чтобы впоследствии лечить там своих рабочих, но этого недостаточно.
— Я хотела бы взглянуть на территорию, а также посмотреть план и договор. Кто ответственен за строительство? Этому человеку можно доверять?
Питер шутливо поднял руки.
— Остановитесь, герцогиня, — со смешком произнес мужчина, — ваш напор и энергия сбивают с ног! Главный архитектор Карл Фритч — мой лучший друг, мы вместе учились в Кембридже. И я бы вам не советовал самостоятельно ехать в Сильвертаун. Это неблагополучный район. Я сам вас отвезу и заодно познакомлю с Карлом.
— Большое спасибо, — улыбнулась я. — Когда мы сможем туда съездить?
— Вам так не терпится расстаться с деньгами? — рассмеялся Питер, вставая. — Прошу меня простить, леди Мелвилль, мне пора — работа ждет.
— До завтра? — лукаво произнесла я и протянула руку для пожатия. Мужчина согласно кивнул и склонился в поклоне.
— До завтра, миледи.
Я загорелась идеей больницы. Деньги у меня были. Герцог давно не обращал внимания на мои траты. Да и денег «на булавки» выделял достаточно. Плюс груда бесполезных драгоценностей, которые я надевала, возможно, раз. Их можно заложить или же продать. Лилия, когда я рассказала ей о больнице, помогать отказалась, а вот дедушка дал тысячу фунтов.
Год длилось строительство. За это время мы с Питером стали добрыми друзьями. Несколько раз я ездила в Сильвертаун. Трехэтажное белое здание больницы ярко выделялось на фоне серости и убожества этого нищенского района. Впервые посетив эту часть Лондона, я была шокирована. Я не знала, что так можно жить. Счастливое детство в замке, частная школа, роскошная свадьба, герцогский замок, балы, пикники, развлечения — моя жизнь была беззаботной. Я в изумлении смотрела на полуразрушенные хибары, кривые стены домов, выбитые окна. Даже летом все здесь было уныло и безрадостно, покрытое копотью и грязью. Чумазые оборванные дети бежали за каретой, протягивая руки и выпрашивая милостыню. Неопрятные неряшливые женщины с красными и огрубевшими от работы руками стояли и смотрели вслед с безнадежностью во взгляде… Неужели, если бы я вышла замуж за Роберта, я бы жила здесь? Готовила еду, стирала и вывешивала серые простыни прямо на улице? Меня передернуло от ужаса.
Я мысленно уговаривала себя, что люди не виноваты. Бедность не порок. Они не выбирают, где и кем им родиться. Что Иисус говорил, что все равны перед Богом, все мы рабы Божьи. Но накатывала тошнота, и сердце замирало от брезгливости, когда вонь нечистот проникала через окошко в карету. Мне хотелось закрыть глаза и забыть увиденное как страшный сон, отгородиться оббитыми бархатом стенками экипажа, не видеть, не слышать, не знать о том, что есть такие места. Я считала себя современной и великодушной женщиной, но, видимо, я все-таки недостаточно.
— У меня есть небольшая просьба, мистер Фритч, — обратилась я к главному архитектору. Строительство подходило к концу. Через две недели планировалось открытие больницы, и мы уже полчаса спорили по поводу того, должно или не должно упоминаться мое имя в списке спонсоров, который будут оглашать на празднике.
— Я весь во внимании, миледи, — улыбнулся Карл. Питер стоял поблизости и с улыбкой наблюдал за нами.
— Я хотела бы увековечить память дорогого мне человека, — я немного смутилась. — Вы не могли бы… Мне хотелось бы, чтобы на бронзовой доске, которую вы собираетесь прибить на фасаде здания, было выбито его имя.
— Конечно, миледи! Я сделаю это с удовольствием! — пылко произнес Карл, с облегчением выдохнув. — Вы столько помогали, а я не могу вас ничем отблагодарить… Только скажите имя.
— Роберт Уайт, — отрешенно произнесла я. Питер серьезно уставился мне в лицо, но ничего не смог прочитать — свои тайны я прятала хорошо.
— Это имя будет на мемориальной доске, я обещаю, — заверил Карл и добавил просительно: — Может, все-таки приедете в субботу на открытие? Я обещаю, вас никто не узнает…
— Нет, мистер Фритч, — улыбнулась я легкомысленно, — боюсь, у меня нет времени. В субботу утром я иду на чай к графине Монро, потом еду на пикник к крестнику. Весь день расписан по минутам. Мое время очень дорого стоит.
И, обернувшись к Питеру, спросила:
— Вы не проводите меня?
Обратно мы ехали молча. Питер буравил меня испытующим взглядом, я же отрешенно смотрела в окно.
— Мне позволено будет спросить, кто такой Роберт Уайт? — наконец поинтересовался он.