«Но, видимо, ненадолго», — подумала рассеянно, прислушиваясь к разговору, который велся уже на повышенных тонах.
— Куда ты мог деть пятьдесят тысяч фунтов приданого?! — воскликнула мама, и я вздрогнула, очнувшись от задумчивости.
— Во-первых, дорогая, — саркастически произнес отец, — твои пятьдесят тысяч были потрачены еще двадцать лет назад. Ты знала, что почти все пошло на оплату долгов моего отца.
Он в раздражении бросил на стол вилку.
— После свадьбы я не получил ни фунта сверх приданого, хотя не раз обращался за помощью к тестю.
— Нужно было с умом управлять землями и распоряжаться деньгами, а не вкладывать в сомнительные авантюры, — бросила в ответ шпильку мама. — Ты всегда был бесхарактерным и безвольным. Прав был мой отец…
«Опять», — вздохнула я. В последнее время мама и папа ссорились очень часто. Почти каждый день. Если я правильно поняла, то папа потерял деньги, вложив их в спекулятивные акции и прогорев на них. Мама постоянно шпыняла его за неспособность заработать, а папа в ответ говорил, что лорд и не должен зарабатывать, «пусть зарабатывают плебеи, такие как тесть». После этого (как правило) было слышно звон битой посуды и крики мамы «Лучше бы я приняла предложение графа К…» или «Ты ничему не научился в Итоне, только проигрывать на скачках и в карты!» — и все в таком роде. После таких ссор родители по несколько дней не разговаривали, а я старалась не попадаться им на глаза, проводя все время с младшей сестрой в ее комнатах.
Адели было десять лет. Она не садилась с нами за стол и ела обычно в своей спальне в обществе няни. Адель родилась с больными легкими. Поэтому она постоянно кашляла, и у нее был плохой аппетит. Полгода она проводила в Бате на водах, полгода — на южном побережье Франции и только несколько недель летом в нашем поместье. Так что видела я сестру редко. Мы почти не общались: няня запрещала ей долго разговаривать (чтобы не напрягала легкие), доктор советовал не перегружать обучением (в десять лет она умела только читать и плохонько писать). Я сама развлекала ее. Рассказывала о своем пансионе, читала вслух книги, описывала своих подружек. Адель слабо улыбалась и тихонько кашляла в платок. Бледная, худенькая и слабенькая, сестра была постоянной головной болью родителей и моей сердечной болью.
— Роланд, ты хочешь сказать, что наши дела совсем плохи? — наконец спросила мама, поднося платочек к глазам (наверное, решила не доводить дело до скандала). — И мы в этом году не поедем с Аделью в Бат? Я виделась с графиней Мерсисайд, и мы договорились встретиться…
— Не знаю, Амалия, — папа встал и бросил на стол скомканную салфетку, — если удастся взять в долг…
— Но девочке нужен теплый климат, ты же знаешь, — всхлипнула мама, — бедная Адель не сможет перенести зиму в Англии. Мы весьма недорого сняли виллу в прошлом году в Неаполе.
Папа раздраженно махнул рукой.
— Попроси у своего отца, — бросил он сквозь зубы, — пусть даст.
— Папа и так оплачивает пансион Софи и дал нам денег на поездку в Бат в прошлом году. Он тогда сказал, что помогает в последний раз, — и добавила: — Я же тебе говорила.
— Значит, попроси еще. Поплачь, — папа был злым и раздраженным. — Ты же это умеешь. Я пройдусь. Не жди меня к ужину.
И, развернувшись, быстро вышел из столовой, громко хлопнув дверью.
— Только и знаешь, что пить и играть на скачках, — буркнула мама закрытой двери. — И зачем я погналась за титулом?
Мама перевела взгляд на меня. Вопрос, скорее всего, был риторическим и ответа не предусматривал. Я легко пожала плечами и встала из-за стола.
— Пойду к Адели, почитаю ей, — произнесла, вежливо присев. Мама расстроенно махнула рукой и принялась за второй кусок торта. Я быстро вышла из столовой.
Если я правильно поняла, то наша семья давно уже балансирует на грани бедности. Из всех домов в более-менее жилом состоянии остались только родовое поместье да особняк в Лондоне. Земли давно уже были распроданы, причем даже не папой и не его отцом, а гораздо раньше. Выгодная женитьба сына, по-видимому, смогла ненадолго отсрочить погружение семьи в бездну. Нужно было менять образ жизни или предпринять еще какие-то кардинальные меры, но что папа, что покойный дедушка по папиной линии, что прадедушка нисколечко не заботились о возрождении былого богатства. Максимум, что они делали, это женились на богатых наследницах. Но, как видно, способ оказался не очень действенным, точнее недолговечным.
Я приехала на летние каникулы домой, в замок Нордвик, но через две недели должна была ехать на юго-западное побережье в престижный пансионат Торки «Изумрудная бухта». Он был на все лето арендован нашей школой для двух классов — выпускного и предвыпускного (то есть моего). Два месяца на берегу моря — солнце, песок, пальмы… Я считала само собой разумеющимся, что поеду вместе со всеми, и с огромным нетерпением ждала каникул. Мы с девочками мечтали о глотке свободы после строгой школьной дисциплины и постоянного надзора гувернанток. Все разговоры в последние месяцы были только об этом. Мои подружки, графиня Бергшир и виконтесса Девон, уже сшили себе купальные костюмы и хвастались, что выглядят в них очень по-взрослому и даже слегка фривольно.
С нами на побережье должна была поехать почти половина учительского состава школы (только женского), так как было решено, что эти два месяца мы будем практиковаться, совершенствуя навыки владения французским и немецким языками.